Бумаги, найденные в домике тинро

Вечером начинает задувать сильный ветер — домик сотрясается от его ударов. В щели сквозит и дует. Сходить во двор за дровами — и то неохота: слишком там зябко.

Ох, с Той стороны и поддает сегодня! — ежусь я.

Да,— усмехается Борис.— Тихий океан сердится немножко.

Он легонько крутит «Спидолу» — слушает мир. И курит трубку, набитую ароматным «капитанским» табаком,

—            А газет и журналов вам не доставляют? Он кивает на транзистор.

—            Да я новостей знаю больше, чем те, кто газеты читает.

По вечерам, когда уже стемнеет, но лампу зажигать лень, Борис играет с Кулемой. Он светит фонариком, дразнит щенка, и тот, обычно редко подающий голос, возбужденно и звонко лает. Затем Борис подсвечивает оранжевый шар, и в избушке становится торжественно-нарядно, как бывает, когда в темноте зажигают лампочки на елке. Кулема прыгает вокруг низко подвешенного шара, бьет по нему лапами — радуется;

видимо, понимает, что маленькую эту потеху затеяли ради него.

Поддразнивая и лаская щенка, Борис крутит «Спидолу» и вполуха слушает передачу «Тихий океан» из Владивостока. Потом, при свече или лампе, садится за машинку. Однако разговор нет-нет да и возвращается к тому, что постоянно занимает мысли: теперь вряд ли удастся пометить каланов.

—            Жаль, упустили время,— печалится Борис.— Дождаться бы настоящего шторма. А то ведь легкий шторм они в капусте переждут, капуста гаситволну.

Я говорю, что читал, будто калан во время свежей погоды привязывается длинными пластинами водорослей. Потом на таком водорослевом поле можно увидеть множество узлов. Сразу и не поймешь, откуда они появились.

—            Где вы видели узлы на капусте?— пренебрежительно отвечает Борис.— Выдумки это все. Да, я тоже читал об этом, но на самом деле ничего подобного в натуре не происходит. Уж больно умным стараются сделать калана иные авторы. А получается, вероятней всего, вот что: поскольку капуста поднимается к поверхности и, ломаясь под прямым углом, стелется по воде, калан подлезает под ее стебли, и его таким образом не сносит. Возможно, он даже наворачивает стебель вокруг себя, поскольку имеет привычку вертеться как бы в округ собственной оси, спокойно он лежит редко.

Алеуты промышляли калана и до прихода русских и шили из шкур этого ценного зверя одежду. Но, разумеется, насколько он ценен, определить не могли.

Maкалана они охотились в апреле — мае, собирая для этого от тридцати до сотни байдар и целой флотилией выходя в море. Замеченного зверя охотники брали в плотное кольцо, и какая-нибудь стрела все равно попадала в голову, сколько бы он ни нырял. Именно тому охотнику, который попал зверю в голову, и доставалась добыча. Впрочем, зверь бывал иногда настолько изнурен преследованием и легкими, но многочисленными ранами, что переставал сопротивляться. В такого слабеющего зверя охотник пускал стрелу с надутым пузырем, чтобы не утонул. Охота происходила в полной тишине, нарушаемой только свистом стрел". Очень важно было определять всякий раз, в каком направлении нырнул зверь и где он вынырнет, чтобы подстеречь его в этом месте. Раненый зверь, особенно если при нем бывал детеныш, оказывал отчаянное сопротивление, кусался и царапался.

Коцебу свидетельствует, что, если охотник замечал в море самку с детенышем на спине, она становилась легкой его добычей. «Дело в том,— пишет он,— что мать никогда, не бросает своих детенышей, хотя они и препятствуют ее бегству, а вместе с самцом яростно защищает их от нападения. Оба зубами вырывают из тел бобрят вонзившиеся в них стрелы и даже нападают на преследующих их людей, расплачиваясь жизнью за свою отвагу».

Смелые охотники-алеуты с Лисьих островов били морского бобра и зимой. В это время вьюг и штормов, он по обыкновению ищет себе укромных местечек в бухтах небольших пустынных островов или на одиноко стоящих поблизости от берега утесах. Убедившись в безопасности, он свернется клубочком и спит.

Оглавление