Ночевка превосходная
С утра как будто проблески
солнца. Проходим мимо валуна, под которым в своеобразном погребке-холодильнике
лежит свежая безголовая горбуша. Это цесец спрятал про запас, а сам убежал
опять куда-то на промысел. Как всегда (а я бывал здесь не раз), привлекают
внимание останки исполинского кита, заброшенного 
давними штормами под обрыв, к нависающей
нечесаным чубом траве. Здесь я находил мелковатые зубы,раздаривал потом в
Москве. - .
Видимо, самка, у самцов зубы крупнее.
Вот наконец и Перегонная речка, а за ней арка Стеллера (имя выдающегося натуралиста дал ей Леонард Стейнегер). Она красиво отражается в воде. Пользуясь сносной освещенностью, фотографирую, фотографирую...
Невдалеке отсюда я обнаружил когда-то очень редкого кита, так называемого командорского ремнезуба. В «Определителе млекопитающих СССР» о нем сказано мало. Длина тела — около пяти метров. Место обитания— Тихий океан. Всего известно тринадцать находок, из них три — в СССР на острове Беринга. Образ жизни не изучен. Вот и все.
Алеуты называли ремнезуба киган-агалюзох, и совсем уж музыкально звучит его имя в устах индейского племени маках: квов-квов-э-ахт-ле. Кстати сказать, только индейцы и видели ремнезубов в районе скопления лососей, неподалеку от своих лодок. Ученым, к сожалению, достаются лишь выбросы, да и то исключительно редко (в описываемом случае никто этого кита, кроме меня, так и не увидел).
Два его зуба имеют форму пластинок и торчат из нижней челюсти, как у кабана. Скорее всего они фиксируют верхнюю, узкую и слабую, челюсть, чтобы не обломалась, когда кит расправляется с добычей.
Зубы, конечно, я выковырял из вонючей туши, хотя это и стоило усилий.
Вот и Гладковская бухта. Дальше сегодня не пойдем. За рекой грузно восходит в туман гора Стеллера— ее почти не видно. Из-под обрыва тявкает презабавнейший песченок,— мех у него чем-то смочен, скорее всего жиром. Хотя зверек настроен агрессивно, мне удается потрепать его по холке. После чего он шмыгает в свою нору — отсидеться до появления матери. Ночевать останавливаемся в под запущенной песцовой кормушке: подкормку зверям давно не оставляют. В ней нет ни окон ни дверей, да и крыша в прорехах, Словом, основательно сквозит. Но не беда. Из травы устраиваем пышное ложе. У меня преимущество — есть спальный мешок. У Эдика нет ничего, и я еще в поселке предложил ему взять мою палатку и заворачиваться в нее ночью.
Пока удается идти по лайде, не взбираясь на кручи: участки, захлестываемые прибоем, проходим в пору отлива, по скользким от водорослей камням, под оглушительный крик и клекот разной птичьей живности. Труднопроходимые места сменяются заманчиво и ровно простирающейся лайдой, только иди да иди, да поднимай выброшенные морем бутылки, да смотри, нет ли чего в них...
Ко всем бутылкам, которые
выбрасывает море, у меня повышенный и давний интерес. Бутылочному ажиотажу на
Командорах подвержены многие. Причем, как правило, бутылки привлекают внимание
необычной формой — фляг, графинов с витиеватыми узорами и т. д. В Никольском не
найдется, пожалуй, дома, 