Ночевка превосходная

в котором не стояла бы на подоконнике такая бутылка с тысячезубым драконом, с иероглифами, с фирменной геральдикой.

Что касается содержания, то каждая бутылка, выловленная из моря, в какой-то мере несет в себе предощущение тайны, окутана романтической дымкой. Во все времена, например, существовала так называемая бутылочная почта. Ей посвящены пространные статьи в журналах, толстые главы в исторических исследованиях, наконец отдельные книги. Правда, всю прелесть бутылочной почты омрачает наличие огромной армии любителей повалять дурака, пустить блуждать по морю какую-нибудь неграмотно сочиненную ерунду, а еще того хуже — искусную подделку письма, якобы брошенного во время кораблекрушения в' прошлом либо позапрошлом веке. И не так просто докопаться коллекционеру бутылочной почты, где в посланиях подобного рода правда и где вымысел.

Надо ли говорить, что подлинные письма в бутылках и впрямь представляют ценность как для частного коллекционера, члена «клуба собирателей морских бутылок» (такие клубы существуют во многих странах), так и для музея редкостей, а иногда и для науки. Служит бутылочная почта, например, делу изучения морских течений. Когда-то мой проводник Валя Артюхов нашел запечатанную бутылку с желтым листочком внутри. В нем по-русски и по-английски была изложена просьба возвратить листочек Институту океанографии Канады, заполнив графу, где найдена бутылка. Обещалось и вознаграждение: один доллар.

Совсем недавно группа туристов подобрала в бухте Командор бутылку, в которой лежала записка, опять-таки на русском и английском языках. Чернила выцвели, но русский текст все же был прочитан: «Записка эта брошена с целью изучения течения с Канонерской лодки «Манджуръ» 29 июля 1909 года» и т. д. Впрочем, похоже, что и это подделка.

В бухте Диковской навал огромных глыб, некогда сорвавшихся сверху, к ним примыкают надолбы рифов. Ввысь уходит изощренная кладка слоеных пород, нависающая над нами пилообразными уступами, ее косо штрихуют снующие туда-сюда кайры. Я впервые вижу такое множество кайр — здесь птичьи базары. И вдруг — о неудача!— упираемся в отвесную скалу, вершина которой скрыта облачностью, а подножье уходит в воду. Надо выбираться из бухты и обходить ее по сопкам. А у них высота за пятьсот, да и расчленяются они довольно круто. Знать бы точно, где удобней пройти. А что, если падет туман, вон как облачность над сопками клубится! Так ли, нет ли, выбираю подъем поположе и начинаю восхождение, утопая в зарослях зонтичных, с хрустом ломающихся подо мной растений. Сзади сопит Эдик. Вскоре он отстает. Поджидаю его, немного злясь.

И тут Эдик в раз и окончательно сдает. Подъем ему не по силам, к тому же он натер йогу.

— Нет, нет, дальше я не ходок,— качает головой Эдик, и чувствуется, что он клянет себя за прежнее свое бахвальство.— И тебе не советую идти.— Воодушевленный этой мыслью, он начинает длинно толковать об опасностях, которые наверняка подстерегают меня впереди.— Давай вернемся. Лучше побродим в окрестностях Гладковской — сейчас начинаются самые грибы. Опять же горбуша...

Мне смешон весь этот разговор. Мне нужно идти. Начинаются солнечные дни, при солнце я уж как-ни

Оглавление