Теперь о самом Витусе Беринге

вплоть до самой тогда еще не открытой Северной Америки. Нет, так далеко его мечты не заходили. Тем более что пробраться в русские края даже из Германии в те времена было не просто. Брат Стеллера позже писал, что Георг, знающий медицину, устроился в Данциге на русский военный корабль с ранеными и больными и таким образом попал в Россию. Существуют и другие, впрочем, сходные, версии.

Так или иначе, но он оказался в Петербурге — городе каменных домов, выросших среди болот. Город только еще расправлял свои гранитные плечи, его архитектурный облик окончательно не прорисовался, роскошь дворцов была вопиюща на фоне рубищ, в которые одевался простой люд.

Академия наук, все члены которой в то время были немцы, рекомендовала Стеллера широкообразованному, не без уклона в изящную словесность, архиепископу Новгородскому Феофану. Прокоповичу «для пользования больных его служителей». С просвещенным архиепископом Стеллер сошелся как нельзя лучше. Беседы они вели предпочтительно по-латыни, что тешило душу обоим. Феофан Прокопович даже посвятил своему врачу стихи, написанные на латыни.

Стеллер не терял времени даром и, кроме своих занятий ботаникой, собирания гербариев и описания растительности северо-западной части России (в тех ее пределах, какие он мог посетить) много и жадно читал. У Феофана Прокоповича была громадная библиотека, составленная из книг на разных языках. Частично посредством чтения, частично с помощью Феофана и членов его семьи, а также слуг Стеллер вскоре - изучил русский язык. Теперь он уже свободней" чувствовал

себя в этой стране, мог не только наблюдать, но и расспрашивать; знание русского языка, впрочем, дало ему возможность полнее проявить и. вторую сторону своей натуры, а именно пристрастие к ссорам.

Наконец Стеллер попросил своего покровителя, чтобы тот рекомендовал его на какую-либо должность, лучше всего в Академию наук. Он готов был ехать и на Камчатку — даже стремился к этому, как только узнал, что снаряжается Вторая Камчатская экспедиция.

Его приняли на должность адъюнкта натуральной истории, с тем чтобы он участвовал в Камчатской экспедиции, и вскоре он с приданным ему • «живописных дел мастером» Иваном Деккерном поскакал через всю Сибирь вдогонку за Берингом. Эта погоня длилась три с половиной года — очень долго, дольше, чем обычно преодолевалось это расстояние людьми с каким-либо должностным весом. Но ни имени, ни чиновного веса у Стеллера не было, властью он обладал весьма относительной, разве что мог добиться своего - скандалом и силой.

Незадолго перед отъездом из Петербурга он женился на Бригитте Елене Блеклер, вдове Мессершмидта, известного тем, что он совершил первое ученое путешествие по Сибири. Вероятно, Стеллер надеялся, что в предстоящей трудной поездке жена будет сопровождать его как верная подруга и помогать в работе, но она посчитала лучшим для себя остаться в столице, тем более, что была еще молода, имела почитателей.

Зимой 1739 года Стеллер прибыл в Енисейск, где встретился с двумя другими участниками экспедиции, немцами историографом Герардом Миллером, положившим начало широкому описанию истории Сибири, и естествоиспытателем Иоганном Гмелином. Любопытны записки последнего, характеризующие Стеллера с очень выгодной стороны (несмотря на то, что вскоре они поссорились: Стеллср не собирался подчиняться Гмелину по службе, хотя тот был профессор и занимал более высокое положение з Академии; «Я имел честь публично преподавать в Галле и Виттенберге, мои успехи в натуральной истории были испытаны к одобрены берлинским обществом. Ее императорского величества Академия наук милостиво приняла меня в таковой должности, и теперь не могу я понять, почему г. доктор Гмелик хочет меня превратить в подчиненного себе перед необразованными людьми...»)

Тем не менее Гмелип, в те годы известный ученый-натуралист, друг Лейбница, так характеризует своего младшего коллегу: «Мы остались при прежнем нашем решении предназначить г. Стеллера к тому, чтобы он, вместе с Крашенинниковым, о прибытки которого на Камчатку мы уже получили известие, привел к окончанию полное описание этой страны. Мы очень обрадовались, что этот даровитый человек, после краткого пребывания у нас, достаточно показал, что он был в силах совершить такое великое дело и добровольно сам предложил себя к выполнению его.

Оглавление