Село преображенское
лен «островным микробом», названия которому ни в какой науке пока нет. Года два пробыл он дома и возвратился на Медный. Вот уже сколько лет здесь,— домик построил, уезжать не собирается, разве только на Беринг, если решат перевезти село. Ну а пока председательствует. Работы председательской не так много — что ж, поступает партия шкурок, и он вместе с рабочими становится за их мездрение; тем более, что кому-то ведь надо, народа в эту пору в поселке почти нет.
Между тем время бежит, и пора мне уже возвращаться на Беринг. Но, как назло, пока я жил в Преображенском, была чуть ли не штилевая погода, а теперь заштормило. Есть еще слабая надежда на то, что шторм сейнер переждет, однако тут существует жесткое рабочее расписание: незначительным волнением капитаны попросту пренебрегают. Для меня же, страдающего морской болезнью, самый малый шторм на такой легкой посуде, как сейнер, уже явление весьма тревожное.
Впрочем, неприятности на море бывают разного характера. Мало ли мы о них читали?
Видно, и не чаял Иван Федорович Скрипников — нынешний заместитель директора зверокомбината, что придется стать моряком поневоле. Лет пятнадцать назад возвращался он с районной партийной конференции к себе домой, на Медный. По оплошности вовремя не запаслись водой. Решили свернуть в Саранное,— заодно там можно было взять у заготовителей копченых лососевых «пупков». Но начался шторм, и к берегу пристать не удалось.
Иван Федорович дал указание от мыса Вакселя взять курс прямиком домой: не очень дальняя дорога,
можно потерпеть и без воды. Потом он немного зачитался и не заметил, как вздремнулось. Очнулся, а на руле стоит алеут Павел Зайков1, в некотором роде шкипер катера. Ну, стоит себе — и ладно. Только к вечеру Иван Федорович вслух засомневался, что вроде бы катер идет правей, чем нужно.
Решили постоять, поскольку утро вечера мудренее, да и осмотреться можно будет спокойней. Однако, несмотря на уговор, Зайков ночью опять запустил двигатель и опять взял неверный курс. Так что утром катер оказался в открытом море, вдали от каких бы то ни было берегов.
Обычно беда одна не ходит. Вскоре начались неполадки в машине: штормило, и проникшая соленая вода разрушила гильзу поршня. В юности Иван Федорович работал трактористом на Дону в зерносовхозе «Гигант», поэтому в технике разбирался. Выпрессовал он разрушенную гильзу, извлек из нее поршень и шатун и вогнал внутрь заглушку, чтобы вода не попала в картер. Остались три рабочих цилиндра — но как бы там ни было, катер потихоньку пошел дальше. А куда, этого уже никто сказать не мог. Искусных мореходов среди пассажиров не оказалось.
Вот пишу: Павел Зайков, а вспоминается что-то давным-давно читанное о Потапе Зайкове. Почти каждый алеут носит фамилию какого-либо русского казака-морехода, иногда знаменитого. Это следствие дружеских и семейных уз алеутов и русских еще в далеком прошлом. Направляясь в 1772 году к Алеутским островам, упомянутый Потап Зайков, подобно многим его предшественникам, зазимовал на Командорах.
В истории: русских открытий в этой части земного шара онизвестен как искусный штурман, проведший в труднейшем плавании целых семь лет, положивший на карту многие острова Алеутской гряды. Так вот, Павел Зайков, возможно, потомок этого русского морехода.
Только на седьмые
сутки бедствующее суденышко вынесло к мысу Шипунскому на Камчатке. Полное
неожиданностей плавание завершилось, к счастью, благополучно. А то ведь могло и
в другую сторону понести, куда-нибудь к Гавайским островам, в океан...
венной ощущаю я после опустошительных морских вояжей всю несказанную прелесть пешей ходьбы.
Остров Беринга! Я тебя от всей души приветствую.
Я тебе невозможно рад.
И рад, что долго еще буду ходить по твоим увлекательным, в нагромождениях плавника, берегам,
