Командоры зовут
Весь
он какой-то громоздкий, громогласный, лицо у него хитрой лепки, с крученой
нашлепкой на подбородке, которую выбрить — немалое искусство надо приложить.
Характер общительный, но если уж, как говорится, дело пойдет «на принцип»...
Словом, на должности инспектора рыбоохраны другого человека и представить
трудно. А должность эта беспокойная. Лосось идет в реки все лето: сейчас нерка,
чуть позже горбуша, потом еще кижуч... Томатов наблюдает и за тем, чтобы никто
и ничто не нарушало покой котиковых лежбищ. Часто приходится вступать в спор с
судами-китобойцами, норовящими промышлять китов в запрещенной зоне вблизи
командорских берегов; смотришь, какой-нибудь мазут после них останется на воде,
котик этого не любит, да и мех страдает. А за китобойцем попробуй угнаться на
катерке рыбоохраны, хотя и название у него неунывающее: «Бодрый». Не схитришь —
не поймаешь.
Да уж должность тоже,— пригорюнилась жена Томатова.— Все на тебя волком смотрят. Тут бабы мне тычут: сами-то, мол, рыбку потребляете. Как же, потребляем, говорю. Вот эту из магазина, если завезут. Или треску.— Пожала плечами.— Не верят.
На каждый роток не накинешь платок,— отмахнулся Егор.— Пущай языками треплют. А браконьерам пощады не будет.
Человек он не очень-то образованный, но, я бы сказал, грамотный житейски, с толку такого не собьешь.
— Примерно так вот,— сказал он на прощанье,—наши девки и пляшут: по четыре в ряд.
Это надо понимать в том смысле, что так, мол, мы и живем каждый год, помаленьку воюем, отстраиваемся здесь, наводим шик-блеск... И впрямь изменений в Никольском немало. Раньше село было сплошь одноэтажным и каким-то серым с виду. Ныне краски его разнообразней, пестрота их в рассеянном тумане радует и веселит. На горке повыше вырос двухэтажный поселок на мощных бетонных основаниях. (Если говорить сухим языком цифр, то к последнему времени здесь построены и сданы в эксплуатацию 16 двадцати- и восьмиквартирных домов, больница, электростанция, холодильник на 250 тонн, центральная котельная, аптека, пожарное депо и пристройка к школе.)
Словом, нравится здесь Егору Томатову. Сам-то он из Крыма. Иногда ездит в отпуск. И всякий раз возвращается. В Крыму не то, хотя и море теплое, и фрукты, й быт понарядней. Посмотришь на этого высокого, крепко скроенного, ладно сбитого да вдобавок озорного человека — как-то даже согласишься с тем, что здесь ему просторней. И здесь он пользуется авторитетом.
Я не раз задумывался над истоками
этого авторитета. И над тем, какие же нужны изобразительные средства, какие
краски и подробности, чтобы убедительно, объемно, что ли, описать Егора
Томатова. Не внешне. Внешне-то он как раз приметен. Внутренне. Духовно. Потому
что если написать — принципиальный, знающий свое дело товарищ, то вроде бы и
мало для «объемности», ведь сколько у нас таких. Для полноты впечатления нужно
разве, чтобы он сонеты Петрарки читал. И чтобы некое увлечение, хобби ему покоя
не давало — ну, допустим, охота или коллекционирование видовых открыток,
применительно к Командорам — островных редкостей. Но ничего он всерьез не
коллекционирует
и сонетами явно пренебрегает. Больше
книги про природу его привлекают, но тоже в меру. И без книжек природу знает, в
научных трудах на его свидетельства ссылаются.
Потом меня как бы осенило: да что тут мудрствовать, лично мне Томатов близок тем, что отзывчив, что любит он людей. Как-то необнаженно любит, по-своему, без сантиментов, со снисходительным юморком и, по-видимому, даже сам не замечает, сколько походя добра им делает.
Вот собираюсь я побродить в одиночестве по острову (допустим, есть у меня определенная цель), и Томатов обязательно даст самый подробный инструктаж. Но и я остров немного знаю, потому кое-какие его советы принимаю не сразу.