Командоры зовут
Здесь стоит хороший дом. Оставляем в нем. свой скарб, фотоаппараты берем наизготовку — и сразу же вниз, к речке, соединяющей озеро с морем. Это первый выезд на лов, и у всех нетерпение. В считанные минуты разобрана снасть. Видно, как у берега ершится, плещет вода, как стремительно вспарывают ее поверхность плавники. Улов будет!
Чудная рыба! Отнерестится и погибнет. Погибнет во имя продолжения рода. Правда, после нереста она еще долго безвольно и вяло бродит по мелководью, но мясо ее теперь годится разве только на удобрение речной дельты. Казалось бы — ну что за нелепость! Но, возможно, и это «продумано» природой, сведено в некую нерасторжимую цепь: на питательном донном субстрате речки быстрее потом разовьются мальки.
Заводим сеть. Без лодки, прямо с берега, разве что нужны хорошие сапоги-бродни. Через полчаса сеть притонена —- в ней сотни две тугих, с зелеными спинками, нерок, еще необтрепанных преднерестовыми мытарствами, свеженьких.
На ужин — уха, целое ведро ухи, сдобренной «алеутской петрушкой». Это невидное растеньице лигустик, о котором мне известно лишь то, что его лекарственные и пищевые свойства ни в какой специальной литературе не отражены. Значит, никто всерьез лигустик не изучал, руки не дошли. Однако алеуты давно заметили, что он возбуждает аппетит, придает аромат супам, особенно рыбным; они солят и сушат его впрок, чтобы хватило на долгую зиму.
Ужин проходит оживленно. Главный здесь говорун — Айполинарий Игнатьевич Бадаев, кочегар исполкома. (Ну а ловом рыбы занимается постольку, поскольку для любого алеута нет большего удовольствия.) Жизнь он прожил богатую приключениями. Наш водитель Толя Чеботков, демобилизованный паренек со щегольскими усиками, слушает его разинув рот, хотя ему давно уже известны все похождения Апполинария Игнатьевича. Я тоже кое-что слышал, но не из первых уст.
Утром еще раз забрасываем сеть,— нерки оказалось гораздо больше, по-видимому, начался полный ее ход. Возвращаемся в Никольское с прицепом, загруженным до краев.
Казалось бы, достаточно о рыбе. И такой лов, и этакий. И ночью, и днем. И сетью, и просто руками. Но как не отметить еще и лов рыбы в море «на поддев»! Своего рода спортивное рыболовство. Только есть у тебя спор-20
тивный навык, либо ты впервые взял в руки удочку — разницы нет: улов обеспечен в любом случае. Да какой! Лавливали тут и по полтонны на брата — трески, красных с чернью терпугов, франтоватых окуней, увесистых палтусов. Посмотреть на это довольно-таки увлекательное зрелище меня частенько приглашал инспектор рыбнадзора Егор Томатов, имеющий моторную лодку и всю необходимую любителю снасть.
— Приличные клыки моржа этой весной нашел,—похвастался как-то он.— Зайдем, посмотрите.
Пока шли, рассказал нам с Мишей о косатке, затертой однажды льдами у берега, о кашалоте, выброшенном в Китовой бухте еще в ноябре, о том, что у мыса Командор до сих пор лежит клюворыл...
Клыки оказались массивные, гладкие, без изъяна... Мой неугомонный дух коллекционера морских редкостей взыграл и при виде зубов кашалота, расположенных у него на этажерке вроде семи слоников.
В селе как раз продавали нерку, ту, которую мы недавно ловили, и у жены Томатова уже были готовы пельмени- из свежей лососины — блюдо отменного вкуса, с лучком, с перцем, со всякими приправами, как и положено быть. Затем был подан к столу тушеный топорок.
Уважаете такую дичь?— спросил Егор.
Уважаем,— сказали мы в один голос; хотя не то чтобы особенно уважали, но, по крайней мере, пробовали и прежде.
А мне топорок этот лучше, чем любые ваши консервы,— продолжал Егор, усмехаясь.— Да чего там, практически я ем все, из летающих разве только что самолетов не ем, из четвероногих — табуреток. А нерп, осьминогов, топорков, моллюсков — это я с полным моим удовольствием.
