Поход к мысу Манати

Вставать-то нужно каждый день в четыре утра, еще темно. Дома ничего не успеешь сделать по хозяйству, скорее на скотный двор. Стужа, пурга, так что дороги не видно, местами грудью пробиваешься в снегу, а на скотном дворе и вовсе снега с головой. Пока еще доберешься до коров и телок, от лопаты спина взмокнет.

Нет, не позавидуешь. Сам свидетель беседы с одной приезжей женщиной в райкоме КПСС.

— Мы бы и рады вам помочь, но там, куда вы проситесь, нет свободных мест,— сказали ей.— Вот если бы вы в доярки согласились пойти—сразу бы вам и квартиру исхлопотали вне очереди, и другую помощь оказали. Доярки нам нужны!

Были, сколько, я помню, известные доярки на Командорах — хотя бы удостоенная ордена «Знак Почета» Меланья Тимофеевна Чмиль, Мария Афанасьевна Христиченко, Надежда Афанасьевна Беседина—добивавшиеся высоких надоев.

Есть они и сейчас, конечно. Поэтому молочные продукты, кроме масла, в селе Никольском свои. Правда, молоко в магазине обычно не застаивается, быстро раскупают, зато бесперебойна его доставка , в детские ясли, детский сад, школу-интернат и больницу. -

Есть коровы и в индивидуальном пользовании, но все меньше с каждым годом охотников за ними ухаживать, своевременно заботиться о кормах. Лучше в кино сходить в свободное время или соседей проведать.

Вскоре начинаются по-настоящему интересные места— царство скал и пернатой дичи. Радует глаз бесконечный серпантин поплавков, зелень и синева стеклянных шаров, забранных в сети, разноцветных бутылок... Как тут не вспомнить Паустовского, сказавшего однажды: «Должно быть, все занимательно для нас, если душа открыта для самых простых впечатлений»! Все, что нужно путнику на первый случай, можно найти в полосе прилива: нейлоновую веревку (которую тщетно искал я в московских магазинах), бамбуковую палку, оклеенную ярким лейкопластырем; крючья и сеть, чтобы поймать рыбу; и даже разномастную обувь, какие-нибудь японские гета...

Вот уже и бухта Полуденная, где стоит старенькая, вросшая в землю, охотничья юрташка. В ней новая железная печка с могучей тягой, есть дрова, ржавый топор — а остальное у нас в рюкзаках.

В речку вошла горбуша, елозит в местах, которые помельче, только торчат наружу горбы. Эдик пошел туда с крючком — попытать счастья. Растопив печку и поставив чай, в неописуемом блаженстве валюсь на ржавые кровати. На стене выведено крупно карандашом: «2 декабря. Время 3 ч. 15 мин. Валя, не знаю где встретимся. Я пошел по лайде в сторону под утесной. Разведу там костер и буду ждать тебя. Если к восьми вечера не придешь, я уеду в поселок звать на помощь».

Дело было зимой, и текст довольно драматичен.

Между тем Эдик (а я еще не хотел его брать с собой) приносит горбушу — подцепил леской с тройничками. Правда, до пояса он мокрый, хоть выжми его.

Ну, с Эдиком я, видно, не пропаду: он и горбушу зажарил так, что пальчики оближешь, и икру не погубил.

1[2]
Оглавление